Он кажется одиноким, все таким же неблагоустроенным, все таким же слепым. Это был и остается тот самый город, где нашли за адекватную цену квартиру мои родители, переезжая из влажного, дождливого осеннего Баку, где по улицам уже месяц тянулись цепочками и в одиночку угрюмые, будто огромные шарнирные игрушки, танки.
Я не помню ни запахов, ни звуков, ни тяжелого гула военного аэропорта, где мои родители два часа ожидали грузового самолета. Слишком мал был срок от моего рождения, чтобы я мог это помнить. Но город, в который мы переехали, достаточно искупил эти воспоминания за последующие двадцать лет.
Чадящие рты заводов, сигнальные огни труб разглядывали припозднившихся прохожих, протягивая свой густой, тяжелый взгляд через два русла реки и низкое тело острова, прямо к спокойному парковому кольцу спального района. Антиутопия – грязные подъезды, сломанные качели, пустые бутылки, шприцы. Город - из него заводы, управления и грязный воздух вытянули душу, стержень, без которого можно быть свиньей и не бояться, что тебя упрекнут.
Это можно описать так. Тот, кто ищет грязь – всегда найдет. Но зачем искать грязь, если ее даже не пытаются скрыть?
Был и утренний чистый и холодный воздух, уносивший в сторону от города, выработанные за ночь дымы заводов, сонно свернувшееся парковое кольцо, увлекающее к протоптанным тропинкам у оврага над рекой. Низкие яблони, ровными рядами сбегают к берегу, с другой стороны шумят акации. Тихо, спокойно, почти свежо и чисто. Ярко.
Я знаю, что моя история не самая худшая в этом лучшем из лучших миров.
Настоящее – лишено драматизма. Оно просто и бесхитростно, грубо и жестоко, ярко или бесцветно. Мимо настоящего очень легко пройти.