Мое занятие на несколько вечеров растянутых по датам в календаре.
Читайте, сыпте орехи, готовте розги - автор уже зарядил винтовку!!!!! Он даже специально не дает вам на съедение конец! Так что не давитесь буквами, а запаситесь чаем!
Это письменное начало манги, которую задумал как то вечером Бладди ( Blad Moran ) вместе с Мико( Miko_Minsor ). Успехов нам это все доделать. У!!!!! *вздымает руку в грозящем шаманском жесте* Коли не увижу готовых листов через месяц, буду гневаться. Очень буду гневаться, и назову вас лодырями. Впрочем об этом позже.
Пояснения
сказочно - (итал )favolosaménte, da fàvola
Морские чины
матрос
старшина
мичман
лейтенант
военный морской офицер
капитан-лейтенант
капитан
контр-адмирал
вице-адмирал
адмирал
Судно Первое «Венецианец»
Судно не отличалось изяществом архитектурных форм. Крутобокий, довольно неуклюжий корабль имел две мачты и латинское парусное вооружение. Громоздкий ахтеркастль богато отделан резьбой. Судно имело один люк в палубе и вырез в борту для погрузки товаров непосредственно на твиндек - межпалубное пространство.
Рулевое устройство довольно консервативно (два рулевых весла) и мало чем отличается от торговых кораблей Древнего Рима. Навесной руль появился у народов Средиземноморья гораздо позже, чем у северян. Длина подобных судов - иногда их называли нефами и гатами - достигала 30 м, ширина - 8 м, высота мачты - 25 м.
Интересно, что именно такой корабль описан Шекспиром в "Венецианском купце". Подобные суда часто фрахтовались крестоносцами для перевозки войск и снаряжения
Судно второе Бриг
Судно с грот- и фок-мачтами, на котором на грота-рее не было грота, а нижняя часть грот-мачты вооружена как бизань-мачта, называлось бригом.
Сухой грота-рей. На месте обычного грота-рея находился сухой рей и грота-трисель (или косой грот), который, как и бизань судна с полным вооружением, имел гафель и гик. Однако этот парус был больших размеров, чем обычная бизань. Переднюю шкаторину триселя крепили к сегарсам, одетым на грот-мачту, по которой они двигались вверх и вниз. Задние ванты от топа мачты до юферсов были оклетневаны, чтобы предотвратить перетирание грота-триселя, а задние фордуны поставлены на тали. Бриг как тип судна создан на основе малой бригантины и шнявы. Бригантина в первой половине века имела только фокмачту с прямыми парусами и грот-мачту с одним косым. Около 1760 г. на грот-стеньгу был поставлен легкий прямой парус, а затем прямые паруса на реи грот-стеньги и грот-брам-стеньги. Название "бриг" вместо "бригантины" стало все чаще встречаться и в литературе XVIII в.; используются оба наименования для одинаковых объектов. В военном флоте бриг с 1770 г. стал применяться для разведывательных целей. Суда. же, специально вооруженные такелажем шнявы и брига назвали гермафродитами.
Сюда, если читать
Просто поверьте – это сказка.
Ничего нет проще в жизнеописании – он родился, ходил на горшок, «посмотрите, как он мило улыбается», пошел в школу, влюбился, окончил воскресную школу и разочаровался в любви (тут с вариантами), пошел работать или учиться дальше, встретил ее – понял, что он еще и не любил никогда, был счастлив, был несчастен, был женат, не был женат, дети, внуки, смерть.. . Это книжный вариант, учащенный и утрированный едва - едва. Забудьте его. Прямо сейчас.
Начало, однако, оставим. Он родился.
Шумно, громко, с криками, уперев ясный взгляд синих глаз в счастливую и уставшую мать. Родился с пониманием любви. И откуда то, с самого детства жила в нем уверенность в том, что редко улыбавшийся человек средних лет не его отец. Прижилось обращение по имени, несказанно раздражавшее хозяина небольшого дома в предместье столицы. Все удовольствие воспитания ложилось на плечи матери, с удивлением и лаской наблюдавшей за взрослением сына. Он же, отбыв послушным первые 6 лет жизни, по традиции страны отпущенные баловству и детству, наверстывал своё, сбегая с уроков, регулярно опаздывая к ужину, пропадая в окружавших двор полях. Так что вскоре обучение отчим отложил, не смотря на протесты матери. Тогда она сама решила продолжить начатое. Избегать занятий стало труднее, да и не хотелось. Тома в теплых потертых обложках, их линии почти языческих символов и крошечные картинки – фотокарточки других стран, купленные у разоренного игрой в карты проезжего путешественника – маленькие игрушки будущего исполнителя желаний.
В очередной раз, не подружившись с зеленым змием, отчим швырнул в кострище попавшийся под руку скарб мальчишки. Мать была награждена звонкой пощечиной в попытке помешать святотатству. А влетевший в комнату на ее крик сын, яростно выпалил все, что думал о негодном мужчине, посмевшем унизить женщину. Из громкой ответной тирады его слух выцепил уже словесное подтверждение, что он не является родным сыном хозяина, а всего лишь нахлебником, как и его мать; и что все его истории и мечты – сотрясание воздуха по сравнению с проблемами поместья, настоящей жизнью и будущим урожаем, а гордость и норов этой женщины совершенно уж пустое место, ведь хозяину приходится пробиваться и ублажать гонор управляющего округом. И что он просто Сказочник, как и его настоящий отец. Из чего был сделан вывод, что отчим знал его лично. Разумеется все это не дословный текст. Приличный человек днем, и животное в обнимку с зеленым змием. Таков был отчим. А прозвище мальчику понравилось - Сказочник. На итальянском звучало как Favolosamente. Носить фамилию отчима он не посчитает нужным, когда будет регистрировать запись прибытия в новом городе. Почему другой город? Потому только, что на утро мать собрала вещи, забрала сына и ушла со двора. Не откликаясь на извинения и просьбы уже пришедшего в себя хозяина.
В дальнейшем на вопросы сына – почему она не уехала раньше, ведь как оказалось у них имелось своя небольшая квартира, мать никогда не отвечала, или говорила, что до того вечера и не подозревала что она у них есть.
Мать Сказочника была красивой женщиной. Он это окончательно осознал, когда они поселились в мансарде портового городка. В поместье никто не обращал внимания на эту маленькую женщину, с тихой улыбкой, и железными нотками, иногда резавшими слух на фоне тихого мягкого голоса. Для нее нашлась достойная работа, но город доставлял массу неудобств своим вниманием. Сказочнику тогда было уже 13. Достаточно взрослый, чтобы работать, но без особого образования и знакомств, чтобы работа оказалась по силам. Мать сопротивлялась его попыткам пойти на поиски работы в порт. Она копила деньги, покупала ему книги, учила языкам. Но за стенами мансарды он рвался от бессилия, и гадких мыслей, что его мечты могут не сбыться никогда. Он выходил под вечер встречать мать у ворот, здоровался по-испански, о прошедшем дне рассказывал на латыни. Ему было 14, и он умел мечтать. Тогда рядом с ними на лестничной клетке жила семья моряка. Двоим детям нужен был присмотр, пока отец со старшим сыном отбывали в рейс. Сказочник иногда сидел с ними и приноровился успокаивать безумных сказками. Семья расплачивалась с ним обедами и выпечкой.
Ему было все еще 14, когда он зашел к матери на работу, чтобы попрощаться.
За четыре дня до этого в комнаты за стеной вернулся хозяин и старший сын Авель. Последний постучался в дверь мансарды тем же вечером. Пришел поблагодарить за братьев и оказался той самой последней каплей в терпении Сказочника. Авель пришел и увел его за собой, в море, на палубу парусника.
У отца Авеля был тяжелый характер. Парень по возможности старался сбежать от его присмотра, как только выполнял свою работу. Часто бывал на вахте, где ему составлял компанию Сказочник выполнявший весь день утомительные простые задания: учился вязать узлы, драил палубу, чинил паруса, упражнялся их направлять. Вахту ему не доверяли. А Авель внес что то новое своим появлением, став почти братом. Он казался старше, чем был, наставлял в работе, был всем для человека не имевшего раньше друзей. Авель как то попросил Сказочника учить его языкам и исправно занимался с ним вечерами. Он расспрашивал о семье, говорил, что за мать волноваться не стоит – его братья будут ей помогать.
Именем Сказочнику пришлось пожертвовать - матросы и мичман на паруснике звали его Фаволо, по фамилии. Довольно таки скоро они привыкли к новенькому. Это было естественно – состав команды мог меняться от порта к порту, а груз в трюме был тем же. Именно поэтому для того чтобы стать одной командой никто не прилагал видимых усилий, но срабатываться было жизненно необходимо. Шли в этот раз дальним курсом в северный порт, через Море среди Земли, с грузом специй. Это месяц – полтора пути. Их венецианец не поражал красотой как бриги, баркентины или фрегаты. Он больше всего походил на ореховую скорлупу, со срезанным боком и косыми треугольниками – платками парусов. Сильная и продолжительная буря, однако, ему была по силам.
Сказочник был готов удушить Авеля в объятиях только за то, что он успел поведать ему эту тайну до того, как взбунтовалась вода под килем и начались бури, прославившие это море. Он хватался со всей силой за топы и ванты, стягивая паруса. От соленой воды нещадно дерло горло, руки коченели и не слушались. Авель успел оттащить его от борта и пихнуть в трюм, когда сил держаться на палубе у Сказочника уже не доставало. Только к вечеру ветер стих, а вместе с ним улеглись и волны. Но парус поднимать не имело смысла: в бурю разбило компас – секстант же предназначен было только для чистого неба. Тучи не спешили расходиться, так что куда плыть никто не знал.
Авель отыскал Сказочника среди кувшинов и пакетов, размером с трюмо. Он был без сознания и жестоко лихорадил. Вынесши друга на руках из трюма, Авель отнес его к отцу в маленькую каюту. Все полтора дня каждую свободную минуту он приходил взглянуть на горящего в лихорадке Сказочника. Боялся оставить одного, не обращая внимания на колкие шпильки отца и мичмана.
Два дня небо в ознобе куталось в плотные тучи, и судно несло волнами в открытом море. Капитан курил на палубе, и гадал, какая из волн может указать на последние губительные рифы. Картограф судна числился в пропавших без вести во время шторма. На исходе второго дня, капитан, струсив трубку о борт, облегченно улыбнулся. Алые лучи северного заката утопили его беспокойство.
Сказочник открывал глаза и видел озабоченное лицо отца друга, но чаще самого Авеля. Он решил объявить, что считает его братом, когда только он сможет хотя бы выйти на палубу самостоятельно. Однажды Сказочник проснувшись среди ночи, и, не почувствовав жара и слабости, подумал, что совершенно вылечился. Он встал, вышел из каюты, вдохнул ночной холодный воздух и почувствовал, что палуба уходит из под его ног, куда то в сторону. Открыв глаза, он опять увидел Авеля. Парень старался не встречаться с ним взглядом, не отвечал на вопросы, вел себя чуждо и жестко. Чувствовалась резкая перемена, «но знать бы в чем…?» - гадал Сказочник. Авель больше ни разу не зашел. Вечером следующего дня его отец заглянул в каюту и швырнул вещи Сказочника на гамак. Через полчаса его отыскал на палубе мичман с приказом от капитана явиться к нему в каюту. Матросы и старший помощник, сидящий на откидном табурете смотрели на вошедшего голодным взглядом ярости. Капитан тут же задал вопрос:
- Ты разбил компас на капитанском мостике?
Ошарашенный Сказочник смог только сипло прошептать, - Что?
Капитан резким движением треснул о столешницу трубкой, и та разлетелась на деревянные щепки, разбрасывая листья табака.
- Я спросил – ты разбил компас перед бурей или черт морской?!!!!
- Зачем спрашивать, когда Авель, тот, который сын мичмана, это подтвердил? – старший помощник на крик не сорвался. Его голос только сухо треснул, как до этого трубка капитана.
- За борт его, - рявкнул матрос, стоявший за спиной Сказочника. Толпа оторвала взгляды от осужденного и вцепилась в капитана.
- Капитан… Я не бил компас! Зачем мне это?.. – происходящее отдавалось пустым гулом в голове парня. Так нелепо, так глупо… В том, что приказ исполнят - не было сомнений, - Авель не мог такого сказать! Приведите его сюда!
- Зачем? – взревел капитан, - Ты спрашиваешь зачем! Мы у берегов Столпа, вот зачем… - он отвернулся.
- За борт, - так же тихо, как и до этого сказал старпом.
- У скал... – не поворачиваясь, обронил капитан.
У скал – значит, они не хотят дать ему даже шанса на жизнь. Недолгое пребывание на корабле составило кое какие знания о жизни на море. Волны с бешенством и пеной перетирают о скалы любое живое существо. Думать о том, что сейчас произойдет, не доставало выдержки. Его подхватили под руки, грубо вытолкнули на палубу. Авель мелькнул в толпе.
- Авель! – заорал Сказочник, отыскав виновного.
- Не открывай рот!
Никаких балок, никакой сцены, Сказочника просто поставили на борт и столкнули в море. Скалы пенились менее чем в полулиге.
Низкая посадка груженого брига поспособствовала тому, чтобы сильного удара о воду не было. Но мало толку когда с одной стороны скалы, а с другой море! Сказочник, безвольно проводивший бриг взглядом, пытался плыть. Течение здесь было быстрым. Скоро, отталкиваясь ногой от воды, он ударился о подводный зубец скалы. Следующей волной его потащило на камни.
Ну что говорить в таких случаях? В таких случаях в жизни не остается и шанса на то, что будет продолжение истории.
Тот, кто называл себя Фаволо, умер. Берег, который бывает спасением, в этот раз убил человека. Для корабля на море любая суша, которая не порт с пристанью, - смертное ложе.
На берегу было сухо. Сухо не только потому, что берег – граница моря, а скорее еще потому, что он был и началом пустыни. На небольшом пляже разместилось четыре дома из ракушника да пара бревен, служивших очевидно скамейками. Скалы, окружавшие берег с моря, образовывали бухту. Вода в ней была спокойной и казалась стеклом - им так славился город Мурано в полуостровной стране. В одном из этих домов родился юноша, которого хозяин назвал Бетом. Открыв впервые глаза, только что получивший имя, обрадовался услышанному голосу. Слышать – это один из признаков того что ты жив. Ему тут же помогли сесть и подали глиняную чашку с водой.
- Ты меня понимаешь? – спросил человек, сидевший рядом с кроватью. Юноша отвлекся от созерцания глиняных, украшенных ракушками и теснением стен, мелкой утвари на полках и кивнул.
- Отлично. Если ты меня понимаешь – это второй признак того что ты не только слышишь но и слушаешь.
Говоривший был одет в белую рубаху и льняные серые бриджи. Теперь парень отстраненно рассматривал его самого.
- Итак, Бет…
- Это вы меня Бетом называете?
- Да... ты не помнишь?
- Не понимаю, почему вы спрашиваете. Мое имя Крис.
Где то за перегородкой хлопнула входная дверь. Глаза мужчины потухли, он отвернулся. Указал жестом на сверток одежды и вышел из комнаты.
На крыльце, ковыряя ракушник стен, стояла молодая девушка. Худенькая, темноволосая, загорелая, казалось, ее тонкие пальцы могут сломаться от занимавших ее действий. Она не обернулась даже на звук открывшейся двери.
- Ты ошибся, Ной?
- Нет, он наш брат, но не Бет.
- Брат? Тогда почему не подействовал катализатор? – девушка оторвалась от своего занятия и взглянула на собеседника.
- А ты хорошо помнишь свое первое рождение?
- Думаешь, он один из последних, кого изгнали? – вопросом ответила она.
- Только твой муж мог знать ответ.
- Я бы тоже хотела видеть Бета, - услышав шаги за дверью, девушка поспешно сбежала по ступеням и скрылась за углом коттеджа.
- Ничего не понимаю, было бы хорошо услышать ваши объяснения, - сказал Крис, как только оказался на крыльце рядом с Ноем. На берег ложился вечер, погружая во мрак пространство вокруг строений. Море казалось большим и уставшим животным, которое, тихо вздыхая, покорно легло у ног.
- Давай сядем, вначале, - проговорил Ной и пошел к площадке между домами, где у костра были расставлены четыре пня.
- А разговор начнем с того, что тогда, на скалах, ты умер. И в этот момент тебя услышал я. Я, мы – все те, кто живет тут – люди, изгнанные со своей родины.
- Вы евреи? – перебил его Крис, в попытке осмыслить услышанное.
- Нет, их родина, скорее в духовности - наша же вполне реальная. И не просто родина… После изгнания каждый из нас оказывался в незнакомо ему месте, в городах незнакомых государств. Мы изучали мир, составляли карты, мы – лучшие картографы этого мира, искали друг друга, отправлялись в путешествия на кораблях великих мореплавателей, но на всем земном шаре не находилось такой страны!
- Ничего не понимаю, как это касается меня и как такое могло случиться - нет такой страны?
- Не перебивай, - хлопнул ладонью по колену, увлекшийся рассказом Ной, - После того как первый из нас умер, мы почувствовали его смерть, но тут же почувствовали и рождение. Так мы поняли, что не умираем насовсем.
- То есть вы доказали, что у человека есть душа?
- Не перебивай, я же просил! Нет, это, я полагаю, связано с нашим изгнанием… Мы обязаны искать свой дом. И пока не найдем, мы не можем умереть. Родившийся человек не обладал памятью предыдущей жизни, но личность оставалась та же. Мы нашли способ возвращать сознание! – Ной как будто хотел поделиться открытием, но Крис смотрел крайне недоверчиво.
- Допустим, я вам поверил.
- Хорошо. Так вот, тебе я вколол катализатор, который возвращает сознание. Но на тебя он не подействовал, разве что какие то изменения, которые я не могу заметить., поскольку не знал тебя раньше.
- Это доказывает, что я не тот, кого вы называли Бетом.
- Не совсем так. Но мы ждем, когда он нас найдет…. Знаешь, а для человека, которого сбросили с борта судна, ты ведешь себя крайне цинично! Хотя шок у тебя еще не прошел. Впрочем, ты пережил смерть... И должен предупредить, ты останешься с нами так долго, как я посчитаю нужным!
Крис, хотел возразить, но воспоминания не дали ему этого сделать. Они разом, со всех сторон взяли приступом его сознание, махали яркими флагами, кричали на ухо. Пришлось обхватить голову руками, чтобы она не раскололась.
- Почему он так поступил…
- Хочешь знать, что было дальше с вашим бригом? – не дождавшись ответа, Ной продолжил – Он разбился у скал Столпа, выжила группка людей, готовых к этому. Среди них и тот, кого ты звал в бреду – Авель, кажется. И капитан. Они отправились в один конец.
- Как - в один конец? Что ты имеешь в виду?
- Столпы, это место, где судна пиратов нашли для себя удобные пристани. Как странно звучит это слово для меня – «пираты», - добавил Ной.
- Но получается, что бриг плыл именно в эти места, его не занесло сюда бурей, и значит… значит, компас никто не разбивал! – Крис
- Крис… конечно никто не разбивал. Кажется, я понимаю. Друг твой хотел, наверное, чтобы ты избежал его участи. Скорее всего, он просто следовал за отцом, которому надоел честный труд мичмана на бриге. Убедив капитана в том, что ты ненадежен и от тебя надо избавиться он, возможно, хотел тебя спасти. Но выкинув тебя на скалы да и просто в море, было сравни тому, если бы тебя кто то просто прирезал там, на палубе брига! – Ной засмеялся в короткую бороду, - Ты ведь и, правда, умер. Так что тут ты думай сам над ответом.
- Моя мать… Я должен вернуться, немедленно!
- Э нет... Не так быстро! Мы, разумеется, не наглухо отрезаны от цивилизации, но корабль следующий через шесть месяцев только придет.
Крис заметил маленькую ошибку, допущенную Ноем в предложении. «Какой же язык для тебя – родной?»
- Как?! А пустыней?
- Сорок дней по пескам и ты на месте! Всего то.… Подождешь корабля. Ничего не случится.
- Ты хочешь запереть меня здесь? – Крис перешел на «ты». Спаситель он или случайный тюремщик – это еще малопонятно. История, преподнесенная Ноем, в свою очередь заслуживала еще больших подозрений.
Жар костра выгорел. Сидеть на пнях стало зябко и неудобно. Ной безмолвствовал. Крис безразлично смотрел на пляж. Обстановка на берегу не причиняла неудобства, скорее подстраивалась под его ощущения. Мелодия колыбельной, понятная для любого народа, зазвучала из окна ближайшего дома. Она незаметно вплеталась в равномерный шум моря. Значит, тут тоже есть дети. Что же чувствует сама его мать, которая вскоре получит известие от корабельной компании, что бриг с грузом не пришел в назначенный порт. Что ее ребенок, может быть, - мертв. Никто даже искать их не будет. Для компании это большие потери, но еще больше потери от расходов на поиски и задержка грузоперевозок. Крис подумал вдруг, что рассуждает как то более взросло, чем обычно. Но это можно отписать на долю шока от… от чего? От смерти, как уверяет его Ной? Последний, поежившись, обернулся, указал взглядом на дом, из которого они пришли, дождался понимающего кивка в ответ и направился к другому строению.
Первые дни Крис не находил себе места. Живущим в этом поселении людям, его представили следующим утром. Их была горстка – две семьи с ребенком в каждой, Ной и девушка с братом. Они внешне походили на европейцев – светлокожие, русые, глаза же у них всех были чуть раскосые, карие, или почти черные, что больше делало их похожими на азиатов или индусов. На первый взгляд они показались хорошо расположенными к Крису и его истории. Только впоследствии обнаружилась непонятная ему самому неприязнь со стороны девушки. Ной не захотел ничего объяснять Крису. Его кормили, ему дали одежду, звали помочь на кухне, но не помолвились ни словом о себе, шутили, охотнее задавали вопросы, чем отвечали на них. Крис каждый вечер делал разминку, чтобы создать хоть какую то подвижную деятельность для организма. Он плавал к скалам, облазил каждый доступный выступ, высматривал следы парусов на фоне закатного солнца, каждый раз еще больше отчаиваясь. За ним с берега иногда наблюдала та самая девушка, пока не выдержав, решила, что пора пойти поговорить с Бетом.
- Сколько можно? – начала она сразу, как только взбежала по ступенькам.
- Можно – чего? – Бет нехотя отвлекся от чтения книги у себя на веранде.
Девушка запнулась и села прямо на пол у ног мужчины, обхватив руками колени.
- Бет, займи его чем то…
- Ты же сама была против того, чтобы мы его чему то учили. И ты же не веришь в то, что он тоже изгнанник! На совете именно ты голосовала против, – Бет, казалось, был совершенно не огорчен, он не укорял и не обвинял. Просто услужливо напоминал ситуацию.
- Так нельзя. Я ошибалась… Я прошу тебя – найди ему занятие, - девушка обернулась, чтобы заглянуть в глаза собеседнику. Бет помолчал, придумывая, что можно сделать, казалось, на ходу.
- Хорошо, Женьев.
Крис ощутил радостное облегчение, нащупав напряженными пальцами ног песок берега в толще воды. В этот раз он заплыл слишком далеко и его сил едва хватило. На берегу было уже темно. В попытке отыскать вещи не поворачивая и не поднимая тяжелой гудящей головы, Крис нащупал носок сандалии, явно ему не принадлежащей.
- Ты отлично плаваешь, - судя по голосу это был Ной, - но для того, чтобы узнать море тебе необходимо еще кое что.
- Что же? – прохрипел Крис, тяжело опускаясь на песок рядом с ним, недоумевая, к чему же клонится этот разговор.
- Знание… знание карты я имею в виду. Я хотел бы тебя научить. Видишь ли, все мои ученики выросли, состарились, а я соскучился по объяснениям, так что с завтрашнего дня я жду тебя с утра у себя на веранде!
- Ной, а что с той девушкой? Почему она меня так не любит?
- Женьев? А тебя это правда так беспокоит?
- Такое ощущение, что мне ее спасти надо…
- Не волнуйся, Ты конечно Сказочник, и принцесс спасать должен, но тут как бы все наоборот. Не думаю я, что ты специализируешься на спасении принцев?
- Нет, Боги спасите!
Крис наконец привел зрение и слух в порядок и обернулся на Ноя. Тот курил трубку и с улыбкой смотрел на скалы. К учению он привык, но оно и тут его нашло.
Следующие пять месяцев длились занятия -упорно, легко, интересно. Тем временем Крис убеждался, что его гостеприимные хозяева все таки имеют за собой какую то тайну. Знания, которыми они обладали, нельзя было назвать точными, потому что точность ранее виденных им карт уступала в десятки раз этим, нарисованным на странной тонкой бумаге, называемой «калька».
Через обещанные 6 месяцев корабль не пришел. Не было его и через месяц, и еще через один. Бет успокоил, сказав, что провизии хватит надолго, и что он уже предупредил каким то «особым методом» другую часть их группы о возникших сложностях. Но скорого освобождения никто из них и не ждал.
Криса попросили посидеть с детьми, пока остальные вскрывали оставшийся нетронутым схорон с провиантом и распределяли имеющиеся запасы. Дети, Гай и Лия, потянули Криса к кострищу и сами начали раздувать пламя. Ужасно самостоятельные дети. Потом уселись на деревянные сиденья и заказали Крису историю. Тот подумал – почему бы и нет?
- И был ветер, и был шторм. И судно шло быстрым ходом к порту, но не успевало до времени. И было суетно на борту и волны захлестывали палубу. И разорваны были паруса, и несло судно к скалам. Серены морские чесали свои пенные локоны на острых зубьях. Страшная ночь сделала седыми головы матросов и мичмана, когда капитан исчез в морских волнах за бортом. Старпом крикнул против бури – Капитан к морскому богу направился, будет о наших душах говорить! Как только последнее слово слетело с его губ, судно днищем напоролось на отмель. Слетали, вырванные с ошметками дерева блоки, тросы, рангоуты. Людей подбросило и жестко опустило на палубу. До утреннего затишья судно простояло недвижимым. А с его наступлением увидели матросы капитана на берегу залива. Он был единственным, кто не встретил рассвет. Еще же на берегу они увидели дома и нескольких людей, спешащих на помощь. Среди них был парень, который ждал корабля, как благословления. Принявшие жертву моряки подобрали его...
- Неинтересная история, – прервала Криса девочка, ковыряя палкой очаг.
- Я когда то слышал подобную манеру рассказа, - заметил мальчишка, все это время совершавший обходы вокруг них, размахивая тлеющей веткой, выхваченной из жара костра.
- Да, это был Сказочник, кажется, – подхватила Лия.
- Сказочник?.. -
- Да, а что?
- Так прозывали моего отца…
- Тогда твоя история сбудется - так сказал бы Ной.
- Дети верят в сказки, – небрежно пробормотал Крис.
- А взрослые сказки сочиняют! - огрызнулся Гай.
На этом разговор и кончился. Разговоры разные бывают – с последствиями и без, с намеками, и полная чушь. Этот разговор получил всего в достатке. Бури, ветра, волн, свою порцию холода и вранья.
Крис проснулся от шума моря, криков и того, что в постели стало сыро и мокро спать по совершенно нефизиологическим причинам, в подтверждение чему из открытого окна ему в лицо щедро плеснуло соленым ветром и брызгами. Дверь дома сорвало ветром, как только она открылась наружу. По пляжу с факелами метались в панике люди. Как горели факелы в такую погоду - Крис решил не задумываться. Они, бури на суше, впрочем, такие же гибельные, как и на море. В них не меньше романтизма и таинственности, но них редко пишут писатели. Следующая вспышка молнии осветила гротескную картину бури на суше: у берега, за чертой скал, терпел крушение военный фрегат. Крису немедленно захотелось проснуться, где ни будь в теплом, сухом и безопасном месте. Высокая фигура Ноя явно различалась в этой суматохе. Он кричал, размахивал руками, впрочем, практического результата его действиям я не видел. Заметив меня, он резко изменил направление своего движения в мою сторону. Закрывая лицо рукой от потоков дождя Ной попытался, что то мне втолковать, но безрезультатно – в ответ я только пожал плечами и передернулся от холода и ветра и потоков дождя. Отреагировал на это мой наставник - ключник немедленно - схватил меня за плечи, затолкал обратно в дом и привалил чем то оторванную дверь. «Не вылазь, мол». Я так там и просидел, вслушиваясь в подвывания бури за стеной. Где то под утро вспомнилась рассказанная мной сказка. Я как раз собирался отмахнуться от этой мысли, когда услышал шаги у двери. Все таки, нервы у меня не железные – я так и подскочил к вошедшему Ною.
- Что ты хипешуешь? Слышал я про твою сказку!
«Не в лоб так по лбу» - всплыло в голове Криса.
- Что могу сказать – сам посмотри! – Ной благоразумно отступил от двери, ибо я вынесся навстречу предложенному мне ответу.
Море – белесо-желтое билось в песок, вылизанный за ночь волнами. Суша и море - те еще любовники, а уж последствия …. У скал чернел мокрым деревом, чудом оставшийся почти целым бриг. Медленно плывущий к берегу шлюп, с несколькими людьми, и распластанное тело на берегу – море все же отторгло хрупкое дитя суходола - вот и вся картина.
У тела сидела на корточках Женьев. Я собирался было задать мучающий меня вопрос, но как то не вовремя всегда подводит умение говорить.
- Это капитан…. Именно капитан, - опередила она меня.
- Как ты узнала?
- Наколки на руке, - Женьев глянула на Криса из под бровей, - Сказочник, что ж ты за сказки такие детям рассказываешь?
Оправдываться что ли?
- Боги, да что же это такое?
Окрик со шлюпа и голос Ноя, прервали этот было начавшийся ритуал самобичевания. Моряки на лодке и, правда, прибыли за телом капитана. Расстроены они были в меру – все же это был единственный человек, не переживший бури. И как ни велико было горе, облегчения было много больше. Разобравшись чем тут можно помочь, выполнив все самаритянские обычаи, Ной отвел в сторону Криса. Видимо и второй части сказки тоже нужно было сбыться.
- Мне кажется, ты уверен в том, что сегодня ночью убил одного человека только своим воображением?
- Я просто рассказал детям сказку!
- Еще раз такую сказку рассказать есть желание?
- …Я все еще не уверен в том, что она сбылась….
- Глупость какая!
- Тогда давайте я сейчас расскажу что-нибудь хорошее, например что капитан не умер вовсе!
- Ну…. у тебя замашки демиурга, а поверь - ты на него не очень похож. Воскрешать кого – либо не в твоих силах.
- Может мне про вас что то сочинить!
- Боже упаси тебя такое делать! Искренне не советую. Даже не в том плане, что месть моя будет страшна – просто вряд ли у тебя выйдет, - и, подумав, добавил, - Сейчас выйдет, я имею в виду.
- Что….
- Рассказать историю не достаточно. Тебе еще тренироваться и тренироваться делать это даже на собственный заказ. Это состояние, которое ты будешь ловить ….
- Пока не убью достаточное количество людей?
- А ты что – мечтаешь только о массовых убийствах? – хохотнул мой случайный наставник, - Твои сказки – это твои желания, так что желай, но будь осторожен, осторожнее, чем большинство людей, по крайней мере. А я умываю руки, пока ты сам не совершил нам всем массовое возвращение к истокам!
- То есть вы отправляете меня на этот корабль?
- Совершенно верно. Можешь взять карты. Это мой выпускной подарок. И если когда ни будь, ты вспомнишь про нас в добром духе – расскажи сказку с хорошим концом.
К вечеру Крис уже взбирался по трапу на бриг, бережно опекая хрупкие рисунки на кальке.
Когда корабль, уменьшаясь, отходил за линию горизонта, к Ною на крыльцо взбежала девушка. Слезы густо оросили её лицо. Но она не казалась расстроенной отъездом и без того хлопотного гостя. Скорее чем то иным, давно мучавшим ее.
- Ной…. Ной…. – она потянулась к мужчине в кресле, - почему он не появляется? Почему заставляет так долго помнить себя и ждать, ждать…. Сравнивать…. Ной, я ведь сравниваю…. Тебя с Ним сравниваю!... – девушка сорвалась на крик и утопила его в складках льна на груди у сидящего.
- Мы так долго – все время, все рождения были вместе! Вопроса не возникало – любить ли его? … я ведь предаю Бета!
- Потому что любовь не от того возникает, что любить больше некого, а только потому, что никого больше любить не можешь! - Ной ласково гладил волосы, сушил пальцами слезы, - Но ты не предаешь его. Это сердце, а не душа. Оно не может укрываться за фактами и болью. Оно способно на любовь.
- Я ведь люблю тебя, сейчас, здесь! Тебя, а не Его!... – отчаянное признание вырвалось очередным криком.
- Потому, что ты жива, потому что часть твоей жизни тебе не принадлежит. Часть тебя – это девочка из столичного города, жившая в благополучной семье, любившая свой мир, счастливо и прочно влюблявшаяся в парней. И только потом – душа, начиненная сожалением, тоской и другой совсем, не похожей любовью.
- Тогда именно сейчас я унижаю тебя! Люблю, когда выбирать больше не приходится…. – Женьев оттолкнула заботливые руки.
-Пусть. А я побуду глупым и наивным. В эту жизнь я тебе поверю, потому что сам, на ту же часть, что и ты, хочу этого! И я не говорю, что предаю друга…. Пусть это со стороны людей кажется именно так, но порой так нужно забывать, что мы люди. Это будет Сказка, которую не сумеет рассказать ни один Сказочник. Ему для этого необходимо будет поверить, а этим представителям рода человеческого проще написать, чем увериться.