Я могу то, что может человек, кто может больше, тот не человек..
Сюда
Общая информация
Название Дар
Автор Кристиан _*_ СказочниК
Бета Лондонский бейлис., Blad Moran
Ориджинал
Рейтинг PG-13, слеш
Пейринг Даниил/Амо
Размер миди
Статус закончен
Саммари Что такое на самом деле Дар? Возможно это вовсе не то, к чему у тебя есть способности. Дар, это скорее то, что отсутствовало в твоей жизни. И готово вот вот появиться в ней.
Предупреждений никаких
Размещение, цитирование - только с моего разрешения.
Дар
Смерть - это Порядок, стремление выжить - Хаос.
Небольшая посылка с едва слышным звуком опустилась на стеклянную столешницу. Глаза человека заинтересованно блеснули из-под нависавших бровей. Что-то новенькое от Механика. Безусловно, интересное, может быть даже в коллекцию. Коробочка была аккуратно вскрыта ножом для бумаги и отложена в сторону. Подарок вырвал из губ старика вздох восхищения. На столе лежала механическая стрекоза, размером как настоящая, и только открытый механизм из коленец и шестеренок выдавал ее происхождение. Слюдяные крылышки приводились в движение рычажком, отделанным под тонкий хвост стрекозы, что и было без промедления аккуратно проделано старыми морщинистыми, но ловкими пальцами. Взмах, вдох, щелк! Что-то почти неощутимо царапнуло по пальцу. Сердце пропустило положенный удар и забилось вновь. «Но уже ненадолго» с неожиданным спокойствием понял мужчина. Совсем ненадолго. Что же делать? Составлять завещание? Да и так все расписано и расхвачено. Не маленький то уже. Но обидно-то как! И кто? Механик, мастер вот таких вот игрушек, партнер. А значит, по-иному было нельзя, это уже с высоты возраста. А вот с места человеческого – обидно и жалко… и неожиданно легко. Умирать – легко. Выживать и бороться за жизнь, жить - гораздо труднее.
Стрекоза тяжело звякнула, выпав из рук мужчины.
Он остался там, в больнице... А я пришла за стаканчиком. Боги, я говорю как убитая горем старая вдова и вдобавок - алкоголичка. Но собственно - не старая. Как бы даже не вдова. Потому, что не была замужем. А так - почти одинокая девушка при живом возлюбленном. Вот только больше не здравствующем возлюбленном... Пускай болезнь, пускай смертельная, но это... «Кома» оброненное доктором слово из слезливых мелодрам, - вот только диагноз убил не пациента, который все равно не оценит холодящего ужаса, он убил меня... Доктор вышел, а я тихо сползла по стенке палаты, где лежало его тело. Всего только тело - как пустой кокон. Зачем его целовать? Зачем его любить? Родственники предпочли оставить меня наедине с ним.. С кем? Его больше нет. Там, его больше нет, маленькое уточнение. Выйдя из палаты, я попыталась просто скрыться от взглядов обоих семей. Они не поймут. Они будут хранить жизнь в этом теле. А я не могу, иначе не сохраню жизнь в своем собственном! «Я больше тебя не люблю» сказала я в закрывающиеся двери клиники. Вот и все.
Вот так, еще один глоток. И взгляд на сцену. Дорогой бар, значит и удовольствия дорогие. Значит посмотрим. На зеркальную сцену опускается луч света, в который попадает высокая фигура танцора. Не мальчик, но и не мужчина еще. Поэтому он кажется таким тонким и легким. Черная длинная юбка низко повязана на узких, обтянутых золотистой кожей бедрах. Начинаясь от запястий вверх по руке, черным узором на плечах и груди, сложным рисунком на напряженной прямой спине вьется татуировка, изображающая дикий плющ. Светлые волосы высоко забраны, подняты обручем. Нет, она не назвала бы его женственным, или похожим на манерных представителей разноцветной богемы. Просто - костюм, просто образ, но ни в коем случае не слабость. Какая слабость, если жилы и мышцы перетекают под кожей, которая выглядит будто ее вычищали, скребли, старательно растягивали и отделывали? Но лицо, какое то неуловимое. Никак не остается в памяти! Как бы его разглядеть? А движения танца не позволяют этого! От злости и беспомощности хочется взвыть. Невольно пересаживаюсь поближе. Его руки двигаются…. нет, «двигаются» не подходящее слово. Никогда я не была сильна в болтовне и высокопарных разговорах. Но тело выгибается, тянется вверх, как будто он там на сцене - счастливее всех, как будто это его сейчас ласкают невидимые руки... И счастье его становится пренебрежением и бессилием, когда он словно сломанная кукла падает на пол. И тут же, следом за выгнутой спиной и сжатыми кулаками бессилие превращается в ненависть, из ненависти - в убивающую ярость! Выдох. Остановка. Точка. В легких пусто.
Она тоже закричала с этим его последним движением. Да! Вот именно так теперь жить. Сидящий рядом мужчина обернулся на восклицание и задержал взгляд на ее лице. Она красива, а теперь еще и свободна. Больше некого любить. Что то еще кривилось внутри от этой мысли. Но улыбка в ответ уже исказила ее лицо. Оказывается, такая улыбка тоже привлекательна, раз этот незнакомец пересаживается за ее столик.
- Думаешь, она не любила его?
Амадей фыркнул, продолжая стирать грим с лица.
- Ты бы мог заставить подумать ее и о том, что есть надежда, и ее любимый может воскреснуть...
- Ты дурак, - навскидку вставил танцор, даже не обернувшись.
- ...Но вместо этого ты просто заставляешь ее забыть о человеке, лежащем в коме, о родственниках, которым необходима забота, - не обратив внимания на «комплимент» продолжал говорить невидимый собеседник.
- А я вижу в тебе проснулось сострадание? - парень пожал плечами, смотрясь в зеркало.
- А что тут плохого?
- Плохого? Да ничего пожалуй, просто твое сострадание узконаправленно и цинично.
- Это меня ты называешь циничным? - голос собеседника дрогнул в притворном ужасе. Ткань, занавешивавшая проход на балкон дернулась, откинутая рукой входящего.
- Похоже мой танец все таки лишил тебя последнего ума, - едко обронил Амадей.
- Не злорадствуй, мальчик, - человек вошедший в круг света оказался тем самым мужчиной из бара, - я просто пытаюсь тебя понять. Тебе ведь так много дано - движение вот этих рук, вот этой шеи, этих литых ног могут свести с ума человека. Причем не только в смысле похоти, а в достаточно тривиальном смысле учебников по медицине.
- Спасибо за уточнение про смысл. Как ты щедр сегодня, однако, - пальцы смяли последнюю бумажную салфетку с остатками крема и метко швырнули ее в урну.
- Не щедр совершенно, - возразил собеседник, - А помнишь, я заставил тебя станцевать на песке?
Черные глаза сверкнули под вздернутыми бровями. Немой вопрос. Он вообще не любит говорить. Да и зачем привыкать говорить, когда ты так танцуешь?
- Я сделал несколько снимков того, что остается от движений твоих ног. И как думаешь что там?
Не дождавшись ответа, собеседник нагнулся над светлой головой и проговорил, подбирая слова.
- Молитва. На древнем языке. Просто молитва. Так вот в чем вопрос - когда ты лишаешь людей разума - это с чьего благословления случается? Кому эти молитвы?
Амо пожал плечами – как будто и не у него спрашивали.
- Я отказываюсь от тебя. Видишь ли, я человек суеверный. И мне спокойствие души дороже утехи. Ты дал мне подарок – эту девушку. Я оценю его, но более я ни в чем тебе не буду помогать, - мужчина довершил движение, поцеловав танцора по-отечески в лоб, снял с вешалки свой пиджак и аккуратно прикрыл дверь.
Амо оставался совершенно неподвижным какое то время. Словно, лишившись поддержки, он боялся пошевелиться и нарушить равновесие, которое еще удерживало его. Спустя десяток минут он все же встал, потянулся вверх всем телом, затем стремительно нагнулся, не сгибая ног, до самого пола, широко расставив раскрытые кисти рук. Как будто совершая финальный поклон. Подойдя затем к балкону, он выкрикнул ночному городу:
- К тебе стремясь – я нагибаюсь до земли!..
В голосе его была тоска.
Закрывая дверь комнаты, уходя домой ты, не ждешь внимания. Ты уже уходишь, тебя уже нет в этом месте.
- Станцуй для меня, - неожиданно произносит голос за спиной.
- Я не танцую, когда не хочу, - не оборачиваясь и не желая, чтобы говоривший обрел лицо, произносит парень. Пускай лучше уходит неувиденным.
- Но ты же работаешь в клубе? – настойчивое восклицание за спиной.
- Но я не танцую для одного зрителя. Это дорого стоит, - рука все еще сжимает ключ, который по прежнему торчит в замке, а в голосе звенит раздражение.
- Сколько? Я заплачу... - скоро перебивает голос.
- Мне столько не надо, - уверенно отрицает танцор.
- Ты прав, у меня много чего нет, вот только денег хватает…
Парень, наконец, обернулся и смерил взглядом мужчину, стоящего перед его гримерной.
- Станцуй для меня, - попросил он опять. Танцор вновь присмотрелся к человеку. Амо часто пытались купить, присвоить, подчинить. Такие люди давили своей иллюзорной, но иногда реальной властью. Поэтому он еще раз вслушался в голос мужчины, подернул плечами и небрежно бросил:
- Я не влюбляюсь, и не продаюсь.
Собеседник дернулся как будто от удара. Отклонился назад, словно, собирался ударить мерзавца, сказавшего такое. Но остановился в полу движении, и вместо этого произнес сквозь сцепленные зубы:
- А я не покупаю то, что не продается!
- Хорошо. Тогда я станцую, - неожиданно кивнул парень, - но с тобой вместе.
Уверенность в стойке, расправленные плечи, и желание, чтобы его сломали. Закрытые глаза, надменные, резкие черты и ожидание удара, или выстрела в висок. Широкая сцена, пустая, не освещенная. Шаг, без музыки, тихо - только шаг. Танцор делает движение, и поток воздуха задевает обнаженные плечи. Не касание, но вполне достаточно, чтобы пошатнуться, выпасть, раскрыть глаза и увидеть занесенное ребро узкой ладони над твоей ключицей. Перехватить запястье, так чтобы вывернулась рука танцора, оказавшегося уже у тебя за спиной. И паника когда ладонь выскальзывает и не чувствуется ничьих касаний к телу, ни одного вздоха или движения. Страх. Откуда? Вдох. Где? Чужая ладонь зажимает глаза, чужое дыхание бьет в плечо и пальцы захватывают запястье, разворачивая, раскрывая, выпрямляя грудь. Потеря равновесия - мгновение ты тратишь, чтобы принять опять устойчивое положение в темноте, уже опять в одиночестве. Без боли и поддержки рук. Один. Воздух тронулся справа, прядь волос задела скулу, дыхание ударило в спину. Еще одно «не касание» спины к спине. Гибкое движение рук, светлая кожа, чуть светящаяся во тьме, и нога взлетела вверх, будто ища высокую ступень в воздухе. Уже зовущее, не убивающее - только пожелай, дотянись - гибкий силуэт будет с тобой во тьме.
Рывок вверх от плеч - доверие в жесте, который поддержит стремление подняться вверх. Не полет - падение. Не взмах - отчаяние, желание. Вниз. Назад. К полу.
Падать, падать вместе с чужим тонким телом, охватившим плечи и грудь как кокон из рук и прикосновений. Такая мягкая и хрупкая защита. Последнее движение воздуха, когда у самого пола он оказывается сверху, в безопасности от удара. Боль. Не только твоя. Доверие все в тех же руках, перехвативших спину. Доверие, как и боль, в сведенных падением мышцах. Выдох.
Кажется, год прожит в один день. Лестница слишком длинна. Подъезд – незнакомый и грязный. Замочная скважина – узкая и неуловимая. А в продолжение ко всему - дверь оказывается едва прикрытой, квартира пустой.… И только на столе в кухне лежала записка. Танцор бросил быстрый взгляд на нее: “Ты сделаешь то, что я скажу, когда я скажу и как я скажу…' Далее следовал ряд доводов, которые сложно было бы придумать, не зная Амо. А рычагом стал его опекун, который нынче ночью отказался от каких либо контактов с ним. Хуже всего было то, что подпись не говорила танцору ничего. Человек, чьего лица он не видел, чьего голоса он не слышал, требовал подчинения! Грудь сдавило в тиски, ноги подкосились и танцор шумно, нет, даже не сел, а упал на стул. «Как рядовому орудию» подумал он. Вот тебе заказ к выполнению и все. Откуда этот человек вообще узнал о даре? О способности, которой танцор обладал? Кто не уследил? Наставник? А кто еще оставался у Амодея с этого вечера. Больше – никого.
Подняв себя уже с опустевшей сцены, не найдя загадочного танцора Дамир очень разочаровался. Но теперь, используя подаренную и показанную ему свободу, он мог думать вполне отчетливо. Как не использовать такую способность! Даром что она не тебе принадлежит! Значит нужно направить человека!
Молодой мужчина не сводил безумного взгляда с фотографий на столе. Он, он!! «И я – нашел его! Я воспользовался им!» Трещал огонь в камине, хлопала бумажная занавеска. Наконец на коммутаторе зажегся огонек.
- Хоз-зяин, - с легким заикание прошелестел голос, - мы доставили его.
- Введите! – отрывисто кинул человек. Он приготовился, поправил пробор, поднял уголки воротника, сделал вдох и на секунду отвлекся. А когда посмотрел на дверь вновь – та была открыта, проем был … пуст! Через миг из за лутки у пола показалась рука охранника и безжизненно упала на паркет. Что то промелькнуло у самого края зрения в пространстве между рабочим столом и креслами. Мускулы шеи и тела не желали немедленно отреагировать. Повернувшись мгновениями позже, он увидел тонкую, обтянутую черным трико фигуру. Танцор стоял в центре восточного ковра, подаренного партнерами по бизнесу.
- Хотел игрушку себе? Мало тебе было рычажков давления на нужных людей, захотел еще и этот попробовать?! Шантаж – последнее, что можно применить против меня…. – низкий голос полураспевал фразы.
Дамир Никитенко хотел было что то возразить, но слова утонули в полу всхлипе, когда он увидел первые движения человека в трико. Как змеиные кольца, вспомнилось ему сравнение, услышанное в клубе. И так же внезапно вспомнились желтые стены чужого дома, как то незаметно перескочившие сюжетом на картинки из детства, рисунки и решетку на окнах… Ценные бумаги горели, горел дом, горело безумие в мерцавших стеклянным блеском глазах. Он содрал с себя сорочку, разлил чернила на столе и стал что то выводить пальцами на полированной поверхности стола. Затем немного успокоился, закончил картину несколькими мазками и пошел спать в спальню, пожелав доброй ночи охранникам в коридоре. Они по прежнему лежали на полу, но было видно, что они только спят. В сумасшедшем доме – свои правила.
Опять не тот! Дамир никак не подходил на роль автора писем. Танцор со злостью вдавил педаль газа. Где же ты? Придется выполнить «заказ» неизвестного адресата. День до срока исполнения. Самоуверенность и такой уютный кокон вседозволенности и неизвестности – таял, истончался без следа. Плохо быть одному. Всегда такая простая мысль, но именно она - край, рубеж. Если ее слишком часто повторять, она въедается в глаза, становится образом жизни и тогда – финиш, ты высушен ею до дна. И все на что ты кажешься способным – тоска.
Тосковать по утерянной способности любить людей.
- Механик? – голос в трубке чуть потрескивал. - Да, слушаю.
- У меня к тебе просьба. Только просьба, - и не дожидаясь ответа голос продолжил, - хочу чтобы ты просмотрел что там с моими партнерами. Они начали вести какую то странную для меня игру.
- Я бы хотел более подробно.
- Будет тебе! – проворчал собеседник, - Ну да все равно тебе имена нужны. Назову после. А пока слушай. Они в течение дня резко сменили нужное мне направление, и самое странное, что никого из них к чему не принуждали, и дезинформации не посылали. Так что я ума не приложу что случилось. Надеюсь – впечатлил тебя.
- Точно, вам это удалось, - хмыкнул Механик, - Что то еще?
- Да… - собеседник явно замялся, - С сыном нехорошее что то случилось. Спятил он. Заметь, я откровенен с тобой. Именно потому, что тут очень непонятный случай, и я хочу, чтобы ты помог мне разобраться, - низкий голос мужчины стал еще тверже - Мои друзья уверяют, что еще не изобрели такой гадости, которая могла бы у здорового человека в часы развить психическую болезнь такой глубины. Вот об этом я хочу с тобой лично переговорить.
- В таком случае, я подъеду к вам.
- Все в прятки играешь? – легкая ирония промелькнула в голосе старшего мужчины, - ну до встречи.
Отец Дамира положил трубку.
Кабинет был любимым местом. И помощника, и самого хозяина дома. Иногда Механик думал, что ближе, чем этот человек у него, пожалуй, и нет никого. А ему всего тридцать два. Разговор был уже долгим, и наконец, коснулся того, о чем Механик просил разузнать особенно тщательно. Теперь он терпеливо ждал пояснений помощника, не сводя колючего взгляда с переносицы собеседника.
- Убиты?
- Нет, но их последние распоряжения о финансовых распределениях в бизнесе после принятия парламентом закона о закрытии игорных домов в черте города – неразумны настолько что….
- Все равно, что убиты, - продолжил Механик длинную тираду помощника, - Когда это произошло?
- Они сменили свое решение в течение недели. Никаких деловых встреч, только полуофициальные сборы в клубе, - и сверившись со своими записями, поверенный продолжил, - среда и четверг.
Среда и четверг…
- Пошли туда людей. Узнай, кто из персонала работали в те дни. Все - от бармена до уборщиц! «Это что-то новое» пробормотал Даниил уже вполголоса самому себе.
- Я выполню, - кивнул помощник, - Но скажу вам четно, мне не понравилась атмосфера разговоров, и люди, у которых я смог достать все, что вам рассказал.
Механик пожал плечами, принимая к сведению это замечание.
продолжение...